[Reynard]

Октябрь, 1936.

Лектор умолк на полуслове, когда двое в чёрном вошли в аудиторию. Один остался у двери, второй, в чине шарфюрера, быстро подошёл к кафедре и протянул пожилому профессору какую-то бумагу. Потом обвёл взглядом нас, явно кого-то выискивая.

"Рихард Фальтермайер, встать. Вы пойдёте с нами".

Я не очень удивился, услышав своё имя. Ещё два дня назад я получил срочную телеграмму от матери о том, что отец арестован. Стоило удивиться скорее тому, что они пришли только сейчас.

Пока мы шли по гулким пустым коридорам академии, я смотрел на закрытые двери, за которыми продолжались занятия и думал, что, возможно, вижу это всё в последний раз.

Двор был залит по-летнему ярким солнечным светом. Берлин наслаждался последним теплом в уходящем году. У выхода из корпуса нас ждала машина. За рулём курил, хмуро глядя по сторонам, ещё один чёрный.

Поток сознания в комментах.

запись создана: 09.08.2010 в 22:47

@темы: Рихард

Comments

[Wayfaring man]

Еще?

[Антонин Долохов]

Wayfaring man, очень плохо. Ещё и одно на другое накладывается. Меня рвёт буквами в каком-то смысле.

[Антонин Долохов]

В машине было душно, так как в соответствии с инструкциями, окон мои конвоиры не открывали. Широкие аллеи, примыкающих к Академии кварталов, постепенно сменились узкими улочками старого города. Через некоторое время мы выехали на набережную, пересекли Шпрее, и машина полетела в район Потсдамер плац.
Угрюмая серая махина здания Главного Управления Государственной Тайной Полиции растянулась почти на целый квартал. Мы подъехали к главному входу. Ни пешеходов, ни машин - кроме нашей - поблизости не наблюдалось. Только на газоне деловито возилась стайка толстых берлинских воробьев. Над помпезным порталом помещался барельеф, изображающий раскинувшего крылья имперского орла, зажавшего в когтистых лапах дубовый венок со сдвоенной "зиг" в центре. Мы неспешно поднялись по широким ступеням. Один из "чёрных" на удивление легко распахнул монументальных размеров дверь, и я впервые переступил порог самой зловещей организации Рейха.
Внутри было так же тихо, как и снаружи. У "вертушки" скучал мальчишка-штурманн, откуда-то из недр коридоров доносился стук печатной машинки и надрывная трель телефонного аппарата. Увидев нас, ефрейтор оживился, скрупулёзно переписал в книгу посещений данные из поданного сержантом листка, позвонил куда-то, снова что-то записал и, наконец, объявил, что следователь ожидает в кабинете №306.
Мы пересекли помпезный холл, но не стали подниматься по главной лестнице, а углубились в хитросплетения коридоров Управления. Ни на одной из многочисленных дверей не был проставлен номер. Минут десять мы блуждали по зданию, то поднимаясь по узким служебным лесенкам, то вновь спускаясь, пока, наконец, мои провожатые не остановили меня у одного из кабинетов.

[Wayfaring man]

аняня! Еще-еще-еще!!!

[Антонин Долохов]

Шарфюрер скользнул внутрь, а мы остались ждать в коридоре. Через пару минут он вновь появился на пороге. Из кабинета послышался довольно низкий чуть хрипловатый голос: "Можете быть свободны, Эрих".
"Входите, фаненюнкер", - это уже мой конвоир.
В кабинете царил полумрак, единственным ярким пятном оказалась зелёная настольная лампа. За столом, перебирая документы, сидел, по всей видимости, следователь. Едва за моей спиной закрылась дверь, он поднял от бумаг взгляд и поднялся мне навстречу. Подойдя на положенное уставом расстояние, я отсалютовал.
"Вольно. Можете садиться, фаненюнкер. Позволите называть Вас по имени?"
Воротит от показной учтивости. Нет бы, сразу озвучить обвинения, ясно ведь как день, что ради свидетельских показаний "чёрные" сами в Академию не потащились бы. Но арестантов положено "мариновать".
"Так точно, герр оберштурмфюрер".

[Антонин Долохов]

После двухчасового разговора меня, как и следовало ожидать, проводили в камеру. У них под такие камеры отведён полуподвальный этаж. А может и не только он. Я всегда представлял, что в "застенках" темно, холодно, плохо пахнет и постоянно где-то капает вода. Мои предположения оправдались только в одном: здесь, действительно, не жарко.
В камере четыре койки, но пока я здесь один. Не могу сказать, что сильно опечален этим фактом.

***
Этот оберштурмфюрер работает не хуже полиграфа, дорогой дневник. Не уверен, что опознал все его вопросы с подтекстом. В любом случае, очень скоро я узнаю насколько сильно облажался во время "ознакомительной беседы".
Если бы здесь не было так холодно и лампы светили хоть в половину менее ярко, обстановка вполне могла бы сойти за казармы тренировочного лагеря. Даже забавно. Интересно, как долго всё это будет оставаться "забавным"?

***
Я просидел в Управлении уже шесть дней. Кормят сносно. Не бьют. На допросы водили всего трижды. Мне скучно, бес дорогой дневник. И я уже почти готов молиться, чтобы мне на стало "весело".

***
Дорогой дневник, я накаркал.

***
Две недели в общей сложности. Хорошо, что в этом семестре в Академии только теоретические курсы, их проще нагнать. Глупо думать о таких вещах, находясь под арестом, правда?
Общаться с оберштурмфюрером становится всё сложнее. Его-то не молотят в промежутках между беседами. Интересно, сколько мне надо продержаться, чтобы он поверил, что я знаю ровно столько, сколько говорю? Хотя, если я уже где-то спалился, то с живого он не слезет.

***
Очень сложно сосредоточиться, голова будто чугунная. Скоро я расскажу ему всё, что он хочет и даже больше, и даже не замечу, как это произошло. Глупо, дорогой дневник. И стоило геройствовать? Чёрт возьми, как же здесь холодно.

[Wayfaring man]

проду!!!!!!!!!