Начинаю представленье, начинаю песни петь. Разрешите, для начала, на хуй валенок надеть!
Как в старые добрые времена: солнце, последнее осеннее тепло, детские вопли и обжигающая, очищенная от примесей ненависть.
Не хватает только боли. Мёртвым не больно.
Когда это началось? Когда я потерял тебя? В то роковое утро, когда наш дом превратился в погребальный костёр? Или много раньше?
Когда ты начала отдаляться? Не с того ли письма всё началось? Первое, что я увидел, войдя в гостиную - твои потемневшие от гнева глаза. А на кофейном столике перед тобой - листок на серебряном подносе. Письмо Рудольфа.
Но узнала ли ты, чем занималась наша организация, только тогда? Или подозрения витали и раньше?
В любом случае, именно с этого момента, если память со мной не шутит, моя жизнь превратилась в нескончаемую погоню за прошлым. В череду попыток "всё исправить" и "сделать, как было".
Тебе смешно? Тогда, мне смешно не было.
Когда наш дом наполнился моей злобой? твоей горечью? Когда эти стены пропитали нас накопленной за века ненавистью? Или только меня?
Только меня.
Я помню так мало.
Не хватает только боли. Мёртвым не больно.
Когда это началось? Когда я потерял тебя? В то роковое утро, когда наш дом превратился в погребальный костёр? Или много раньше?
Когда ты начала отдаляться? Не с того ли письма всё началось? Первое, что я увидел, войдя в гостиную - твои потемневшие от гнева глаза. А на кофейном столике перед тобой - листок на серебряном подносе. Письмо Рудольфа.
Но узнала ли ты, чем занималась наша организация, только тогда? Или подозрения витали и раньше?
В любом случае, именно с этого момента, если память со мной не шутит, моя жизнь превратилась в нескончаемую погоню за прошлым. В череду попыток "всё исправить" и "сделать, как было".
Тебе смешно? Тогда, мне смешно не было.
Когда наш дом наполнился моей злобой? твоей горечью? Когда эти стены пропитали нас накопленной за века ненавистью? Или только меня?
Только меня.
Я помню так мало.